ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф] - ИОСИФ ЛИКСТАНОВ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Болиндер» шёл от корабля к кораблю. Старшина складывал в кожаную сумку всё новые пакеты. У Виктора уже окоченели руки, но он упорно вглядывался в густые сумерки, стараясь различить контуры «Быстрого», и принимал за «Быстрого» другие эсминцы…
Иона Осипыч ещё несколько раз повторил «Ох, беда, беда!» и наконец оставил мальчика в покое. Если бы Виктор был меньше занят своими мыслями, он увидел бы, что Иона Осипыч очень расстроен и не может найти себе места. Это понятно. Костин-кок провёл немало лет в своём камбузе на блокшиве, стряпал для нескольких десятков человек и одерживал победу на флотских конкурсах корабельных коков. В его жизни всё было устойчиво, налажено, и вдруг, как гром с ясного неба, вызов на линкор, приказ кормить всю команду линкора, да и какого линкора! Флагмана! Первого корабля на флоте!
Старшина катера уже успел сообщить Костину-коку, что сегодня, как и вчера, снимая пробу обеда, нарком остался недоволен, сказал, что суп безвкусный, гуляш приготовлен неумело, мясо жёсткое, соус горчит.
— Нарком пробу снимает? — спросил Иона Осипыч, холодея и бледнея. — Нарком, говорите?
— Сам!
— Ох, беда, беда! — прошептал кок.
Пока Иона Осипыч собирался в поход, пока занимался на миноносце делами Виктора, ему казалось, что до линкоровского камбуза дальше, чем до Северного полюса. Но вот «Болиндер» заканчивает обход, и громада линкора «Грозного» выплывает из темноты.
— Отчего бы это соус мог горчить? — спросил кок у оптика, который превосходно чувствовал себя в каютке «Болиндера». — Должно быть, лук пережарили или масло подгорело. Это бывает. Тут только зазевайся.
Для того чтобы заглушить тревожные мысли, Костин-кок прочитал обладателю чудесного чемодана целую лекцию о тонкостях поварского искусства, рассказал, как один из коков — давно это было — опозорил весь корабль: накормил гребцов перед шлюпочными гонками недоброкачественной пищей; упомянул и о том, что на бронепоезде «Коммунар» борщ и каша часто припахивали пороховым дымком. Вообще Иона Осипыч проявил редкую словоохотливость. Оптик слушал внимательно, вскрикивал: «Так-так-так!», а тревога всё сильнее мучила кока. Он обрывал речь на полуслове, снимал бескозырку, вытирал свою бритую круглую голову платком и, не закончив рассказа, начинал новый.
В последний раз Иона Осипыч вышел к Виктору, когда катер взял курс на линкор.
— Ось, бачишь, мы уже к линкору идём, — сказал он взволнованно. — Дела!..
Виктор, не менее взволнованный, разглядывал линкор, будто видел его впервые. «Грозный» с каждой минутой становился всё больше. Всё отчётливее рисовались его трубы, орудийные башни, надстройки, всё выше поднимались мачты. Казалось, что стальная скала придавила море с его беспорядочными волнами.
— Большой, большой корабль! — вздохнул Иона Осипыч. — Команды на нём больше тысячи. Чуешь?
— Люди на палубе, как комарики, — сказал Виктор.
— Всех накормить, напоить надо, — добавил кок.
— Костин-кок, ты мне поможешь флажки достать? — спросил Виктор.
— Помогу, помогу, — рассеянно ответил Иона Осипыч.
— А как ты поможешь?
— Ну, как? Обыкновенно. Там видно будет.
Да! Будет там видно, как же! Фамилию вахтенного начальника Виктор знал: Скубин. Но Фёдор Степанович приказал сначала помириться с краснофлотцем. Возникает вопрос: можно ли сначала обратиться к Скубину, а потом уже, с его помощью, найти краснофлотца? И ещё вопрос: согласится ли краснофлотец мириться с Виктором? А если он скажет: «Не хочу с такой занозой дела иметь!» А если…
— Кажется, мы у цели! — весело сказал оптик. — Это корабль! Это настоящий корабль! «Водолей» тоже не маленький, но этот…
Виктора всё сильнее грызли сомнения. Чем больше становилась серая стальная скала — линкор, тем меньше становился он, Виктор, со своей заботой. Такое чувство испытывает путник, приближаясь к большому незнакомому городу, куда его зовёт спешное дело. В пути казалось, что весь город сейчас же заинтересуется его заботами, но вот поднимаются из-за горизонта крыши громадных зданий, шум толпы встречает путника, и он теряется, его охватывает неуверенность, беспокойство…
Раздался голос вахтенного начальника линкора:
— На катере, стать на выстрел![61]
— Ну, господи помилуй, пришли! — со вздохом сказал Иона Осипыч.
Виктор знал, что Костин-кок говорит так лишь в минуты особенно сильного волнения.
НА «ГРОЗНОМ»
Вахтенный на срезе и люди на борту линкора наблюдали такую картину: сначала по узкому бревну выстрела, не спеша и почти не прикасаясь к тросу, важно проплыл высокий полный мужчина. Вахтенный у трапа дал дудку не без уважения, так как понял, что перед ним старослужащий, умеющий вести себя на корабле. Затем промелькнул ловкий, как обезьянка, мальчик, и вахтенный отметил его появление на линкоре таким коротеньким свистком, будто вовсе и не свистнул. Последним на выстрел поднялся человек в слишком коротких брюках и слишком длинном бушлате. Он сделал по дереву несколько шагов, что-то вспомнил, повернулся и крикнул:
— Слушайте, слушайте! Не вздумайте переворачивать чемодан! Он этого не любит. И не уроните его. Этого он тоже…
Оптик покачнулся, но, вместо того чтобы уцепиться за трос, схватился за очки, и, если бы не помощь вахтенного, это кончилось бы аварией. Наверху засмеялись и сейчас же замолчали. Оптик сказал Ионе Осипычу:
— Нас встречает весь линкор… Очень, очень приятно!..
Действительно, на юте было людно. Моряки пользовались стоянкой, чтобы подышать свежим воздухом: ведь на больших кораблях в походе бывает так, что люди машинных специальностей не покидают низов целыми днями.
Пассажиры поднялись на палубу и доложились вахтенному начальнику, который стоял у самого трапа, держа руку у козырька. Оптика он почтительно назвал профессором, Костину вежливо сказал: «Вас ждут!», а на Виктора только покосился: он уже узнал от Ионы Осипыча, что юнга находится при нём.
Новоприбывшие вступили в число обитателей линкора «Грозный», и каждый получил свою долю внимания.
От кучки зрителей отделился молодой полный командир и направился к Ионе Осипычу:
— Заждались мы вас, товарищ Костин! Дела у нас серьёзные…
Это был ревизор Ухов — помощник командира корабля по хозяйственной части.
Иона Осипыч солидно ответил ревизору:
— Разве я не понимаю? Мчался к вам со скоростью миноносца.
Оптику кто-то говорил басом:
— Как вы умудрились опоздать, профессор? Мы разыскивали вас через службу связи.
— Тысяча и одна ночь! «Водолей», «Быстрый»… Теперь я знаю весь флот. Какие стёклышки я вам привёз!..
Виктор подошёл к Костину-коку. Стоя у борта, Иона Осипыч вполголоса разговаривал с ревизором.
— Погуляй, погуляй немного, — сказал ревизор.
А Костин добавил:
— Не уходи далеко, Витя. Сейчас вниз пойдём.
Хорош Костин-кок! Вот теперь видно, что на него рассчитывать не приходится: секретничает с ревизором и даже не вспоминает о красных флажках. Ну и не надо! Он сам отыщет Скубина, сам найдёт Митиного брата Остапа и попросит его помочь разыскать того краснофлотца.
Виктор подошёл к люку,[62] над которым шумел надуваемый ветром брезент. Широкий наклонный трап уходил вниз. Его ступеньки были покрыты толстым ковром, а леер,[63] обтянутый красным бархатом, кончался внушительными золотыми кистями. Такого великолепного трапа юнга ещё никогда не видел. Ему захотелось потрогать бархатный леер и золотые кисти, но он не сделал этого и тихонько спустился по трапу. Внизу было очень светло и тепло. На переборках блестела свежая белая краска, на палубе лежали дорожки из красивого линолеума. Он осторожно сделал несколько шагов.
Возле свёрнутого знамени и железного ящика с красной печатью стоял неподвижный, как статуя, краснофлотец в полной караульной форме. Он строго смотрел на юнгу; его глаза будто говорили: «Здесь нельзя околачиваться! Шагом арш!»
Виктор ещё осторожнее двинулся дальше. Возле железной двери, прикрытой бархатной портьерой, стоял другой краснофлотец, но без винтовки. Он сказал юнге:
— Не шуметь! В салоне идёт совещание.
Мальчик с уважением посмотрел на дверь и на цыпочках пошёл прочь. Озабоченный командир с портфелем под мышкой наткнулся на Виктора. Этого командира нагнал другой, с какой-то картой в руках, и озабоченно проговорил:
— Да скорее же, скорее! Нарком ждёт…
Так вот куда попал Виктор! Здесь, в двух шагах от него, находился нарком! При одной этой мысли юнга заволновался и весь ушёл в зрение и слух. А вдруг откроется одна из дверей в коридоре, выйдет нарком и увидит Виктора? А Виктор отдаст честь. А нарком скажет: «Как служишь?» А Виктор ответит: «Служу трудовому народу!» Да нет, он ничего-ничего не сможет ответить. Вот уже и сейчас в горле пересохло, по сердцу стучит барабанная палочка, а язык прикушен. Плохо, что нет Мити. С Митей было бы не так страшно.
